( Отрывок из повести Ибрагимхалила Курбаналиева, «Большевики гор»). Перевод с лакского языка Качар Гусейнаевой.

Было ровно два часа дня. Нарядные люди, кто верхом, кто пешком, в разных направлениях ходили по оживленному городу*. Откуда-то со стороны квартала Ханажи* раздавался звук небывалого доселе в горах духового оркестра. Пошел и я навстречу этим торжествующим звукам. Большой дом Гамидовых был полон снующих в разных направлениях, словно пчелы в потревоженном улье, людей. Дочь Гамидовых выходила замуж за доктора, сына чиновника Маккуева. Народ пел, плясал, веселился. Обширный двор дома Гамидова был полон и празднично оживлен мужчинами и женщинами, готовивших обильное свадебное угощение, сноровисто выполнявших разные поручения. От котлов, кипящих на кострах вдоль стен обширного двора, от румянящихся в масле яичниц, от шипевших на углях шашлыков шел призывный, дурманящий аромат. Он висел над двором густым облаком. Вся знатная молодежь города в лучших своих нарядах собралась сегодня в этом дворе. Товарищи по торговым делам еще вчера прислали Гамидову в дар бурдюки с грузинской чачей, голодинской водкой, бочонки дербентского вина. Гости из соседских аулов приехали, захватив с собой тучных баранов, объемистые тюки жирных сыров. Дочь выдавал замуж Гамидов. А свадьбу играла вся кумухская знать.
Зала гамидовского дома полна людьми. По всей длине комнаты выставлены два огромных стола, густо уставленные различными напитками и закусками. За столами сидели мужчины со стороны жениха, гости, приехавшие из окрестных сел, офицеры прибывших из столицы отрядов, командиры, начальники округов. Повеления тамады исправно выполняли расторопные ясаулы*, обслуживающие люди не уставали разносить угощения. Гости ели, пили, угощали друг друга, возносили здравицы.
В один момент оба ясаула одновременно воскликнули:
-Хала! Ха-ав!
-Обслуживающие, наполните бокалы всех молодцев!- последовал приказ. Из-за стола поднялся мужчина невысокого роста. На узеньком табачного цвета лице – ухоженные, коротко остриженные усики и заметная бородавка. Маленькие круглые глазки под черными бровями острым, цепким взглядом буравили каждого. Одет он был в ладно скроенный костюм из дорогой ткани коричневого цвета. От золотых, в ладонь величиной часов в нагрудном кармане по жилету стекала увесистая золотая цепь. Он поднял бокал с коньяком вровень с лицом. Крупные бриллианты на его обручальном кольце ярко засверкали. Все с благоговением стали смотреть на него. Это был тамада.
-Друзья! – сказал он звучным голосом. – Сегодня на этом радостном торжестве рядом с нами впервые сидит очень дорогой для нас гость. Командир полка, который очистил от нечисти наш Лакский округ, полковник Джафаров. Я поднимаю этот рог за тех, кто вымел из нашего славного Гази-Кумуха этих грязных нищих и безбожных большевиков. За их руководителя - за мужественного и высокородного полковника Магомеда Джафарова. Вы все должны осушить свой рог так же, как и я, - до дна!
Пока тамада произносил свою речь, двое офицеров встали из-за стола, и вышли на веранду. Один из них был командиром пушек, другой – пулеметов. На площади перед домом стояла заряженная пушка, прибывшая с военными. Поодаль стояли два пулемета «Максим». Как только тамада закончил свою речь, офицеры дали знак. Вместе с возгласами пьющих за здравицу раздавался и грохот выстрелившей пушки, и стрекот пулеметов. Ядра пушек перемахнули через Вацилу* .
Жителей близлежащих аулов Шавкра, Унчукатль, Лахир, вероятно, обуял ужас. Охваченные тревогой, некоторые из них сразу засобирались навещать своих арестованных близких в кумухской тюрьме.
Пулеметы градом своих пуль основательно стесали скалу, на которой издревле расположился аул Хури…
Светелка, обращенная окнами во двор, была полна женщин и девушек. Они наряжали невесту. Плоские крыши соседних домов были заполнены ожидающими зрелища женщинами и детьми.
Старший брат невесты появился с громадным рогом, полным вина, в одной руке и с увесистым куском вареного бараньего мяса и лаваша на подносе – в другой. Он вручил это старшему из прибывших со стороны жениха. Тамада понял, что это означает. Он посмотрел на ясаулов. «Хала-хав!» Хала-хав!» - вскричали ясаулы, устанавливая тишину. Тамада встал. Встали и все сидевшие за столом. Тамада поднял рог.
- Пришла пора завершить наш пир, - сказал он. – Я поднимаю этот рог за то, чтобы изобилие в этом доме сохранилось навсегда, за здравие хозяина этого дома. Пусть и нашим дорогим гостям всегда и везде будет так же хорошо, как и у нас сегодня. Пусть им всегда сопутствует удача, чтобы они смогли изгнать этих большевиков со всей России.
- Ура! Ура! Ура!- раздался всеобщий возглас. Все участники торжества опустошили бокалы.
Тамада вышел из комнаты, за ним остальные. Вместе с ними двинулись и зурначи, барабанщики, музыканты. Раздались звуки гармони и бубна. Люди пустились в пляс.
Из комнаты невесты вышли три нарядные женщины. Средняя из них запела, другие подхватили ее песню. Следом вышли еще три женщины. У одной из них в руках была ярко горящая посеребренная лампа-«чудо». Другая благоговейно несла священную книгу Коран. Наконец, вышла из светелки и бережно поддерживаемая двумя женщинами невеста. Толпа нарядных и веселых девушек покинула комнату невесты и пошла вслед ей.
Лицо невесты просвечивало сквозь покрывало из шелковой кисеи тоньше и прозрачней мушиного крыла. На круглом лице длинноватый, тонкий нос. Под редкими бровями большие серые глаза оттенены густыми, цвета крепкого чая ресницами. Мелкие веснушки припудрены легкой пудрой. Высокая шея загружена драгоценными ожерельями. Голова украшена головным убором «калаф» из золотых империалов. На груди, на крупной золотой цепи висела бесценная яха* из золота и драгоценных камней. На левой руке невесты были золотые часы «маузер» с широким золотым браслетом. На ее тонком, стройном, невысокого роста теле все смотрелось очень красиво и естественно. Одета она была в переливающееся розовато-белыми бликами платье-гузма из японского крепа. Тонкая талия была перехвачена серебряным с позолотой драгоценным поясом ашурма - камал.
Все четыре брата невесты, успешные торговые люди, надели на пальцы сестры по кольцу с бриллиантами в один или два карата. Невеста вся была в золоте. Окутавшее ее прозрачное покрывало тоже было вышито золотыми блестками. Заплетенные в косы волосы девушки были облиты сирийскими духами, и всех, кто был рядом, окружало облако тонкого аромата.
Вышедшую за ворота невесту встретили мудун* квартала и еще трое мужчин. Невесту остановили у порога. Звуки зурны, барабана, гармони прекратились. Мудун поднял руки и взор к Всевышнему. Обратился к нему с молитвой. Аксакалы поддержали: «Амин!» Прочитали «Алх1ам»* , завершили дуа*. Невеста переступила за порог родного дома. Мужчины, родственники со стороны жениха, громогласным «Урра!» выразили свою радость. Снова грянула музыка. Теперь невесту с обеих сторон поддерживали уже родственницы жениха. Следом шли гости свадьбы, мужчины и женщины. Процессия подошла к пруду в центре квартала Ханажи.
Перед домом жениха площадь была огорожена свежесрезанными зелеными деревцами. Столы ломились от разнообразных угощений. Родственники жениха и их соседи ухаживали за гостями. Полковой оркестр Дагестана, прибывший с отрядом казаков, как раз был здесь. Люди танцевали под лезгинку, которую играл оркестр.
В доме Камилевых была уже украшена и подготовлена светлица-тавхана* для новобрачных. Дорога невесты от пруда до самого порога была устлана коврами. Муъминат, мать жениха, стояла на веранде своего дома в шерстяном, цвета медового варенья, платье с широкими складками. Голова покрыта ярким шелковым платком. На ногах изящные штиблеты. Умело, насурьмленные глаза на ухоженном лице глядели торжествующе. В руках она держала фарфоровую чашу, полную серебряной мелочи.
Перед воротами дома на краю пруда стояли два пулемета «Максим».
Когда процессия с невестой стала подходить к кварталу Ханажи, все гости свадьбы вышли навстречу ей. А духовой оркестр прекратил играть лезгинку, и грянул Дагестанский полковой марш. Невесту повели по ковровым дорожкам. Когда она подошла к дому, мать жениха, стоявшая на веранде, бросая горстями, осыпала невесту серебром из фарфоровой чаши.
Невеста занесла ногу над порогом дома жениха, и в тот же миг раздался победный клич мужчин, родственников жениха: «Урра! Хайрабаш!*» В тот же миг застрекотали пулеметы на берегу пруда. В небо взлетели разноцветные ракеты. Люди все вновь лавиной устремились во двор и дом жениха.
…Я же уже пресытился этим зрелищем.

От переводчика

Это отрывок из документальной повести известного дагестанского лакского поэта, писателя, журналиста и революционера Ибрагимхалила Курбаналиева (1891 -1987) «Большевики гор» из сборника «Свинцовая буря» («Няк1 ч1ут1ул чявхъа»). Повесть в основном посвящена близкому другу и соратнику Курбаналиева Гаруну Саидову. И вся пронизана искренней любовью и восхищением своим другом, неподдельной горечью от его безвременной и трагической гибели. Гарун Саидов, выпускник Московского Коммерческого института, революционер, знаменитый поэт, автор первой дагестанской, превосходной драмы «Лудильщики», был расстрелян деникинцами в Цудахарском ущелье в возрасте двадцати пяти лет в 1919 году.
И. Курбаналиев вместе с Курди Закуевым, автором знаменитой повести «Обманутая любовь» ( впоследствии после окончания Стамбульского университета в годы эмиграции в Турции перебрался в Азербайджан, стал доктором философских наук, похоронен на Бакинском мемориале) и Гаруном Саидовым является основоположником газеты на лакском языке «Илчи» в 1917 году.
Ибрагимхалил Курбаналиев был образованным человеком. «В поисках знаний» он побывал в муталимах* у знаменитого дагестанского богослова Замир Али, в Крыму в Джанкое у Исмаила Гаспаринского. В Уфе выучился татарскому языку, приобщился к тюркской культуре, проникся мыслью о необходимости реформации мусульманского мира, идеями революции. Он хорошо знал арабский язык, литературу на арабском языке. В 1927 году Ибрагимхалил получил в Москве образование журналиста, закончил институт. И, вероятно, является первым журналистом Дагестана, получившим высшее, профессиональное образование. По воспоминаниям сына Махача, гордился, что слушал там лекции Троцкого, Бухарина, и особенно восторгался лекциями Радека. Он участник первого Съезда писателей СССР.
Вообще, время Курбаналиева, конечно же - время ярчайших, колоритнейших личностей. Время идейных людей. Людей непоколебимых убеждений. Уллубий Буйнакский, Джалалэтдин Коркмасов, Саид Габиев, Махач Дахадаев - кого ни назови – всех знал, со всеми выдающимися личностями своего времени, так или иначе, сталкивался Ибрагимхалил на своем жизненном пути. Мой отец Абачара Гусейнаев часто общался с Курбаналиевым. Восхищался его эрудицией, талантом, его мужеством и стойкостью. А Ибрагимхалил находил в лице молодого поэта, писателя и ученого благодарного и заинтересованного слушателя. Откровенничал он крайне редко. Не все воспоминания людей его поколения, он помнил, были безопасны и общедоступны. Он всегда помнил про возможных «доносчиков» и «врагов народа». Остерегался. Но в скупых и осторожных рассказах Ибрагимхалила была вся его эпоха в подлинных и достоверных, крайне важных деталях. И А. Гусейнаев предложил ему, уже пожилому человеку, записать хотя бы что-то из своих бесконечно интересных воспоминаний. Говорил, потом, что книгой воспоминаний «Свинцовая буря», вышедшая в год столетия автора, И. Курбаналиев потряс даже его, знавшего и слышавшего уже многое из его рассказов. Он не ожидал таких точных, тонких наблюдений, деталей, подробностей, далеких даже для того времени событий.
Ужасно жаль, что сегодня эпоха людей, подобных Курбаналиеву, кажется временем «унесенных ветром», канувшим в Лету. Я имею в виду только творческую, в данном случае филологическую, фактическую составляющую их деятельности и личности. О них сегодня мало что знают. Разве только специалисты, филологи. А раз не знают, не изучают, не переводят на общедоступные языки, то, как будто бы и не было. Не было чего? Нашего прошлого? Нашей славы? Нашей истории? Трагедии и драм нашего народа? Так разве лучше? Разве так мы интереснее для других народов? Для наших детей? А между тем как интересно читать произведения Курбаналиева, как познавательно!
Он, как и Гарун Саидов, Саэд Габиев и многие другие революционеры, происходил из состоятельной, обеспеченной семьи. Мог позволить себе обучение в России, пребывание в Крыму, в Уфе. Мог сделать хорошую карьеру. Но стал революционером. Был идейным молодым человеком. Мечтал о достойной, обеспеченной жизни для своих земляков.
Обладая ярким литературным дарованием, стал классиком лакской литературы. Еще светлейшей памяти Эффенди Капиев заметил, что И. Курбаналиев привнес много ярких и интересных новшеств в лакское стихосложение. Пережил подражание Маяковскому. Его рассказ о малолетнем подмастерье «Джабраил» в свое время мог поспорить своей популярностью со знаменитым Ванькой Жуковым, Гаврошем. Этот рассказ неизменно находится в хрестоматии по лакской литературе. Поэма «Сон и явь», повести, рассказы, очерки - они уже достояние классики. Его знаменитое стихотворение «Умуд» - мечта, надежда – еще пару десятилетий назад было на устах многих и многих лакцев. Там Ибрагимхалил мечтал в бедных, но беззаветно и навечно любимых горах своей родины найти золотые рудники, чтобы спасти свой народ от непосильного труда, от необходимости покидать родные края в « добровольной ссылке в сибирских землях» в поисках пропитания и достойной жизни.
Отрывок из чрезвычайно интересной и познавательной повести И. Курбаналиева «Свинцовая буря» я выбрала, так как он мне самой очень нравится. Конечно, извлеченный из контекста сюжета, он многое теряет. Но все равно очарователен.
Автор своей задачей, несомненно, считает изобличение власти имущих. Для него это жирные буржуи, нажившиеся на неграмотности, бесправии и угнетенности простого народа. Странно, как время прихотливо сплетает, противопоставляет судьбы и характеры людей. Ибрагимхалилов пытается вызвать ярость к подобным Гамидову (хотя сам происходил практически из подобной же среды). Это, якобы, его классовый враг. А получается картина, в который автор сам первый очарован ярким, щедрым, сильным зрелищем и невольно внушает это очарование и нам. Так ярко, так заинтересованно, так эмоционально все нарисовано. Для нас же, воспринимающих это все с высоты и опыта, пройденных с того времени событий, поворотов судеб и пр. картина, изображенная Курбаналиевым, еще более значительна, смыслово насыщена. Мы не можем, например, не думать о судьбе этой девочки «с ресницами цвета крепко заваренного чая», очарование и юность которой тронули душу даже ее «классового врага», автора. Не можем не думать о том, как дорого ей придется платить за эту показушную пальбу из пушек и пулеметов. В каких застенках мученически сгинут четыре ее брата, успешные коммерсанты, лелеявшие единственную, наверняка нежно любимую сестру? От чьей пули, кинжала или навета, в каких северах, в лагерных стужах погибнет ее деятельный отец? Какие советские учреждения населят двор и дом, в котором прошла ее пышная свадьба? Кому, в каких тюрьмах, каким лихим людям из НКВД она будет всучать бесценные золотые украшения, пытаясь спасти братьев от злой участи? Или они успеют заблаговременно эмигрировать, убежать в Турцию, Иран, Египет, уступив место тем, «кто был ничем и стал всем»? И всю жизнь в «чужедальнем далеке» будут тосковать по Родине, по отчему краю, по родному дому?
Да и автор, в котором без сомнения узнается сам Ибрагимхалил, «насытившись» зрелищем свадьбы буржуев-кровопийцев, идет … поздравить отца невесты. Неудобно просто пройти мимо. Обычай, дагестанский этикет. И находит его не торжествующим, а огорченным.
Недоволен он партией, представившейся его дочери. Чиновник, врач - люди, конечно, на виду, достойные, образованные, говорит он. Но что они зарабатывают? На что они могут рассчитывать? Они вынуждены глядеть в руки платящим им жалованье. «Они только о том и думают, как бы, что с того получить». (Буквально: «какое бы перо из кого выдрать».) «Куском ткани «диагональ», завернутым в бумагу, можно купить любого чиновника», «врач невольно в уме гадает, сколько же яиц в корзинке, которую ему несут», - резонно и, увы, очень знакомо и для нашего времени уверяет успешный кумухский торговец Абдул-Гамид в день свадьбы дочери. Даже тучные отары овец, по его мнению, не богатство. Один неудачный год, ветер не так дунул, падеж - и ты остался ни с чем. Надежное, прибыльное, личное дело надо иметь в руках. И прибыль должна быть в золоте, серебре, деньгах, недвижимости.
Как это созвучно дню сегодняшнему! Стоило огород городить, революции творить, чтобы с неизмеримыми и невосполнимыми потерями вернуться к тому же корыту.
Вот такие не праздные мысли вызывает давно написанная повесть Ибрагимхалила Курбаналиева, с которой мне хотелось бы, чтобы и вы, любознательный наш читатель, познакомились.

Пояснения:

Кумух (Кази- Кумух) до революции в народе называли городом – «шагьру».
Ханажи- название квартала в Кумухе.
Ясаул – помощник тамады.
«Хала-хав» - клич ясаула, призывающий к тишине и вниманию.
Вацилу – название горы, расположенной напротив Кумуха.
Яха- драгоценное ожерелье сложного сплетения.
Гузма - праздничное, нарядное платье горянки из дорогой ткани.
Ашурма-камал – нарядный, обычно широкий пояс из серебряных, ювелирно обработанных пластин с драгоценными и полудрагоценными камнями.
Мудун- священнослужитель.
«Алх1ам» - начальная, сакральная молитва мусульман.
Тавхана (перс.)- самая главная, «каминная», важная и нарядная комната горцев. («Тав» - камин.)
Дуа (араб.) – молитва.
«Хайрабаш!» (тюрк.) – возглас победы и доброго начала.